Революция 1917 года в школьных учебниках 1990-х годов

Николай Алексеевич Могилевский – кандидат исторических наук, доцент кафедры всемирной и отечественной истории МГИМО, Университет МИД России.

В 1997 г. страна отметила 80-летний юбилей революции 1917 г. В отличие от 70-летия Октября, никаких государственных мероприятий и пышных церемоний не проводилось. И неудивительно: за 10 лет, прошедших между двумя юбилейными датами, кардинально изменилась и сама страна, и взгляды на ее прошлое и будущее. Школьники, учившиеся еще по советским учебникам, в 1997 г. уже были студентами. Пришедшие им на смену старшеклассники имели уже другие учебники, в которых события 1917 г. рассматривались иначе: шире и глубже, нежели в предшествующую эпоху. В событиях 1917 г. уже видели не только и не столько «революционную ситуацию», в которой «не только «низы» не хотели жить по-старому, но и «верхи» не могли управлять по-старому»[i], сколько комплексный и сложный сбой цивилизационного масштаба.

Этому способствовали новые подходы, воцарившиеся в отечественной исторической науке после краха СССР. Молодое российское государство тяжело и медленно нащупывало идеологический фундамент и, отказавшись от советских оценок прошлого, еще не выработало собственные. Такое «междуцарствие» не могло не отразиться в школьных учебниках, которых стало теперь гораздо больше. В 1995 г. Министерство образования начало формировать Федеральный комплект учебников, в который могли быть включены несколько пособий по одному и тому же курсу. Так на смену одному советскому учебнику пришли различные учебные пособия, авторы которых зачастую имели разные точки зрения на предмет изложения.

Одним из первых «новых» учебников стала «Истории России ХХ века» А.А. Данилова и Л.Г. Косулиной[ii]. Новизна авторского подхода бросается в глаза: период 1917–1928 гг. расценивается ими как время «мучительного поиска Россией своего места в мировой цивилизации». Тем самым авторы заявляют себя сторонниками цивилизационного подхода, в рамках которого история страны изучается в контексте мирового развития. При этом у каждой страны, в частности у России, предполагается наличие неповторимых особенностей. Применительно к 1917 г. можно говорить, что после Февральской революции «перед страной открывалась перспектива реализации либеральной буржуазной модели развития общества». Перспектива эта оказалась осложнена, по мнению авторов, двумя немаловажными факторами: «Во-первых, войной. <…> Во-вторых, русский народ с самого начала революции не захотел вести себя по правилам либеральной игры»[iii]. Таким образом, революционные потрясения были не только великим испытанием, но и временем больших возможностей – страна стояла на развилке, выбирая между либерально-буржуазной моделью и большевистской. Такой выбор вполне вписывался в мировой контекст.

Затем в дело вмешались типично русские особенности – Советы. «Русский народ значительно облегчил большевикам задачу завоевания политической власти, создав весьма специфические органы народного представительства, не имеющие аналогов в западной политической культуре – Советы». Итог оказался неутешителен: «октябрьский переворот» привел к власти большевиков. Главную роль в его подготовке сыграли, по мнению Данилова и Косулиной, Ленин (как разработчик стратегии большевиков) и Троцкий (как глава ПВРК)[iv].

Победа сторонников Ленина означала крах буржуазно-либеральной альтернативы. И крах этот был не случаен, полагают авторы: к нему привели «отсутствие твердой государственной власти, замедленный характер реформ, война, нарастание революционных настроений». А большевики сумели «использовать эту ситуацию, чтобы попытаться на практике реализовать свою идеологическую доктрину» [v]. Таким образом, Россия сделала выбор, не укладывавшийся в общемировой тренд, свернув тем самым с общих цивилизационных «рельсов» и начав строить собственную цивилизацию.

Схожие идеи можно найти и в другом «цивилизационном» учебнике – Л.Н. Жаровой и И.А. Мишиной[vi]. Авторы точно так же разделяют «Февральскую буржуазно-демократическую революцию» (она вполне укладывалась в рамки общецивилизационного развития) и «Октябрьское вооруженное восстание» (выведшее страну на совершенно другую траекторию); так же говорят «о борьбе двух демократий: буржуазной в лице Временного правительства и социалистической в лице Советов»; так же констатируют, что в стране к середине 1917 г. произошел «кризис буржуазной демократии»[vii].

Однако в отличие от Данилова и Косулиной, Жарова и Мишина видят основную причину кризиса демократии в том, что «в условиях мировой войны действовали факторы, которые вели к свертыванию многих политических прав и свобод, к поляризации общества. Демократия, таким образом, постепенно лишалась своей естественной основы; в условиях войны ей на смену шла диктатура»[viii].

Новизна авторского подхода состоит в мысли об огромной важности маргинализации масс, произошедшей из-за войны, и экономической разрухой. По мнению авторов, именно маргиналы, те, кто «склонны к простым решениям», «редко задумываются над тем, насколько возможно в данных исторических условиях осуществление их требований», стали детонатором общественного взрыва. Если Данилов и Косулина главную причину поворота России с общецивилизационной дороги видели в Советах, то Жарова и Мишина – в маргиналах, к которым присоединялись все более «»левевшие», причем по-анархистски» остальные слои общества. Все вместе они не хотели жить по-старому, при демократии, требуя нового политического режима – диктатуры[ix].

Относительным новшеством можно назвать и упоминание в учебнике довольно широкого круга тех, кто активно готовил октябрьский переворот (помимо Ленина и Троцкого): руководители военной организации РСДРП(б) Н.И. Подвойский, В.И. Невский и В.А. Антонов-Овсеенко[x].

В 1996 г. увидел свет учебник по истории России ХХ в. В.П. Островского и А.И. Уткина[xi]. Авторы четко обозначили главные причины революционного кризиса: «Катализатором революционных событий стала мировая война. Самодержавие поистине исчерпало отпущенный ему историей лимит времени». Согласны они и с тем, что «Россия вступила в сложный динамичный период поиска альтернативных путей развития»[xii]. Однако в отличие от своих предшественников, пытавшихся осознать причины ухода России с общецивилизационного пути, Островский и Уткин уделяют внимание тесной связи событий 1917 г. с последующими событиями (гражданской войной и «военным коммунизмом»). «Это звенья единой цепи, поэтапно раскручиваемой с катушки истории. <…> Мы объединяем все эти события в единый революционный кризис»[xiii].

Причины этого кризиса авторы определяют так: «С отречением Николая II прекратила свое существование система, сложившаяся в России с апреля 1906 г. Какой-либо иной правовой системы, регулирующей деятельность государства, его взаимоотношения с обществом, создано не было. Образовался «перерыв в праве», в условиях которого судьба страны зависела во многом от случайной игры политических сил, активности и ответственности политических лидеров, их способности контролировать поведение масс»[xiv].

Юридический вакуум, создавшийся в стране к 1917 г. и особенно увеличившийся после Февральской революции, был на руку самой сплоченной и организованной силе – большевикам. Именно они, в условиях, когда «наблюдался явный паралич в деятельности государственных учреждений» сумели «подобрать власть» (именно так называется в учебнике параграф о событиях октября 1917 г.). Советы же стали лишь «политическим прикрытием прорыва большевиков к власти»[xv]. В конечном итоге «разложение власти и общая апатия достигли такого уровня, что взятие власти в Петрограде произошло бескровно», так что события 25 октября нельзя даже в полной мере назвать переворотом – захват власти осуществлялся «ползучим образом», полагают авторы учебника[xvi]. Островский и Уткин одними из первых обратили внимание на внутриполитическую коллизию 1917 г.: совершенную правовую анархию и неумение власти (причем любой, кроме большевиков) справится с ситуацией.

В учебном пособии А.В. Скобова «История. Российская империя 1894–1917 гг.»[xvii] автор сосредоточил внимание на кризисе элит: власть в преддверии революции совершенно не соответствовала своим задачам не только управленческом, но и в «имиджевом» и даже творческом плане. Именно поэтому основной причиной революции, полагает Скобов, был разложившийся до самого низа государственный строй, который вызывал неприязнь у подавляющего большинства населения: «Монархия как таковая настолько прочно связывалась в народном сознании со всем ненавистным старым строем, что революционные массы сказали решительное нет ее сохранению в какой бы то ни было форме»[xviii].

Кроме того, «творческие возможности правящей бюрократии были давно исчерпаны». Наиболее способные, умные и энергичные представители правящего класса или отошли от дел, или скончались? или вовсе встали в оппозицию к режиму. Как следствие, «у власти не было решимости в себе, ибо всеобщее недовольство существующим строем захватило уже и значительную часть самого гражданского и военного аппарата»[xix]. Учебник Скобова тем самым предлагал учащимся критически взглянуть на политическую элиту России, не сумевшую своевременно и верно ответить на стоявшие перед ней вызовы.

Наиболее интересную, сложную и объемную концепцию событий 1917 г. предлагают в своем учебнике В.П. Дмитриенко, В.Д. Есаков и В.А. Шестаков[xx]. Авторы видят прямую преемственность 1905–1907 гг. и 1917 г., но при этом революция 1917 г., с одной стороны, «продолжала и завершала дело предшествующей», а с другой, «в ней появились новые черты». И главное – «к прежним противоречиям прибавились дополнительные», поражающие своим «обилием и многообразием»[xxi].

Противоречия эти разделены авторами на три уровня: глобальный (цивилизационный), общественный (социальный) и конъюнктурный. Благодаря этой схеме авторам удалось показать события 1917 г. как масштабный тектонический кризис, поразивший все слои общества и все его уровни.

«Верхний» ряд противоречий составили те, которые были обусловлены необходимостью преодолеть ставшее опасным отставание страны от передовых индустриально развитых стран (в области технологии, производительности труда, квалификации кадров и общей культуры, вооружения армии, демократии). Эти противоречия – глобальные, носившие «общецивилизационный характер».

Следующий уровень – социальный, где острейшие противоречия авторы наблюдают «между крестьянами и помещиками, рабочими и капиталистами, между городом и деревней, центром и окраинами, между разными народностями и конфессиями». Наконец, третья группа противоречий – «конъюнктурные, порожденные уже тяготами и бедами империалистической войны»[xxii].

Совершенно по-новому авторы учебника стремятся взглянуть и на саму суть революционного процесса. Характер революции, с их точки зрения, становился после Февраля все менее социальным, и «она не подпадала ни под одно из привычных названий (буржуазно-демократическая, национально-освободительная, религиозная и т. п.), включая в себя признаки многих». Да и можно ли вообще говорить о единой революции? Нет, отвечают авторы, доказывая: кажущаяся единой революция распалась «на ряд относительно самостоятельных потоков (условно назовем их малыми революциями)»[xxiii].

Где же они происходили? «Они разворачивались в городе (пролетарско-бедняцкий поток), в деревне (аграрно-крестьянский), на национальных окраинах (национально-освободительный). Особый поток – в армии (антивоенный). В основе каждого лежали специфические социальные и классовые интересы. Малые революции в совокупности создавали мозаичную картину гигантской по масштабам революции»[xxiv].

Такое количество «малых» революций, каждая со своим комплексом особых задач, ярко свидетельствовала о наличии «общенационального социально-политического кризиса». И величайшая трагедия России 1917 г. состояла, по мнению авторов, с одной стороны, в том, что революция «в жертву себе приносила то общество, которое породило революцию на благо себе»[xxv], а с другой, что большевики попытались «подверстать» сложносоставной революционный процесс, «завернуть его лишь в одно узкое русло пролетарского переворота». А это было «явным насилием, игнорированием специфических особенностей российской революции»[xxvi].

«Заслугу» в этом «насилии» делят вместе с Лениным (отмечается его «его фанатическая настойчивость, целеустремленность, вера в успех») и Троцким их сподвижники: Свердлов (демонстрировавший «неиссякаемую энергию») и Бухарин («романтик революции»)[xxvii]. Благодаря этим историческим деятелям, а также невероятному стечению обстоятельств, продолжают авторы, революция за восемь месяцев совершила крутой вираж: март-апрель ушли на утверждение демократических порядков; в мае и июне революция замедлила свой бег, фактически остановилась; в июле-августе наметился крутой поворот назад; а в октябре «она уже была готова растоптать собственные первые зеленые побеги демократии и подошла к воротам, ведущим к диктатуре. И Россия вошла в эти ворота»[xxviii]. Иными словами, Россия вновь проскочила мимо цивилизационной развилки, на которую попала из-за колоссального всепроникающего кризиса, поразившего все слои общества. Роль большевиков в этом процессе предстает скорее в негативном ключе: они насильно увели страну с тернистого пути поиска демократических форм на бетонную дорогу диктатуры.

В 1999 г. вышел в свет экспресс-курс по отечественной истории для старшеклассников С.Т. и И.Г. Жуковских[xxix]. Новизна авторского подхода – в оценке роли мировой войны как катализатора революции. Именно война, по мнению подавляющего большинства исследователей, явилась ускорителем революционных процессов, с этим постулатом никто и не пытался всерьез полемизировать. Теперь же школьникам предлагалось взглянуть на эту проблему по-новому: «В затянувшейся войне на долю населения России выпало меньше тягот, чем в какой-либо из других воюющих европейских держав. <…> Материальных ресурсов для продолжения войны хватало», убеждают школьников на страницах учебника[xxx]. Чего же не хватило стране в критический момент? Ответ был прост и трагичен: не хватило «запаса доверия населения к руководству государства»[xxxi].

Совершенно иначе смотрят авторы и на проблему «отложенных» Временным правительством давно назревших преобразований. Пришедший в феврале 1917 г. к власти кабинет фактически не имел возможности начать преобразования. И дело было не только в «постоянных спорах либералов и социалистов», но главным образом в том, что «затевать реформы во время войны, когда над страной нависал двухтысячекилометровый фронт, было смертельно опасно»[xxxii]. Обычно Временное правительство критиковали за неспособность оперативно провести реформы, о которых мечтали почти все слои населения. Жуковские предлагают взвешенный подход, напоминая, что у этого фатального, как оказалось, промедления были все-таки определенные основания.

Резко негативно авторы отзываются о своеобразном органе самоуправления – Советах, в них они видят корень диктатуры большевиков. Заслуга Ленина в том, что он сумел «правильно и дальновидно оценить особенность советской системы, которая основывалась на отрицании принципа разделения властей»[xxxiii]. Таким образом, партия, «которая считает, что лучше своих избирателей знает, что надо делать, может, лишь однажды завоевав большинство в советах, сохранить в них свою власть навсегда». Именно такой партией и оказались ведомые Лениным и Троцким (последний – «ярый сторонник социалистической революции») большевики.

Рассматривая ближайшие следствия октябрьского переворота, авторы обращают внимание на полный развал экономики страны именно после захвата власти Советами. Массовое дезертирство солдат с фронта, уничтожение помещичьих усадеб и фермерских хозяйств, сопровождавшееся грабежами, поджогами, кровопролитием, развал промышленного производства, остановка предприятий, распад единого государства; унизительная капитуляция в войне, дополненные галопирующей инфляцией – вот следствия узурпации власти большевиками[xxxiv]. В итоге «в считанные недели в стране разразилась военная, финансовая, экономическая, социальная и национальная катастрофа»[xxxv]. Таким образом, Жуковские также оценивают роль РСДРП(б) в событиях 1917 г. сугубо отрицательно, особенно же важен был для последующей истории нашей страны тот факт, что Советы стали идеальным орудием для удержания власти в руках Ленина и его последователей.

Подытоживая краткий обзор школьных учебников позапрошлого десятилетия, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, события 1917 г. стали рассматриваться как своеобразное «перепутье» для страны, мучительный выбор между либерально-буржуазным и социалистическим путями развития.

Во-вторых, сам революционный кризис получил новое освещение и анализ: его стремились объяснить всем комплексом социальных, экономических, политических и даже психологических факторов.

В-третьих, резкой критике были подвергнуты Советы как специфический орган самоуправления, не имевший аналогов в мировой истории и максимально упростивший партии большевиков приход к власти и ее удержании впоследствии. Наконец, на страницах учебников 1990-х гг. после длительного забвения были вновь названы многочисленные соратники Ленина по подготовке и организации переворота в октябре 1917 г.

80-летие революции 1917 г. не было ознаменовано никаким пышными официальными церемониями и вообще прошло не очень заметно. Однако к этому моменту в школьных учебниках ее освещение уже было принципиально иным, нежели в предыдущую круглую дату. В этом, пожалуй, главная заслуга авторов школьных учебников по истории 1990-х гг.

 

Примечания

[i] Берхин И.Б., Федосов И.А. История СССР. Учебное пособие для IX кл. М., 1979. С. 123.

[ii] Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России. ХХ в. Учеб. книга для IX кл. общеобр. учрежд. М., 1995.

[iii] Там же. С. 84.

[iv] Там же. С. 84.

[v] Там же. С. 93.

[vi] Жарова Л.Н. Мишина И.А. История Отечества (1900–1940). Учеб. книга для старших кл. средних учеб. заведений. СПб., 1998.

[vii] Там же. С. 201.

[viii] Там же.

[ix] Там же. С. 202.

[x] Там же. С. 208.

[xi] Островский В.П., Уткин А.И. История России. ХХ в. XI кл. Учеб. для общеобр. учеб. заведений. М., 1996.

[xii] Там же. С. 123.

[xiii] Там же. С. 129.

[xiv] [xiv] Там же. С. 129.

[xv] Там же. С. 142.

[xvi] Там же. С. 143.

[xvii] Скобов А.В. История. Российская империя 1894–1917 гг. Учеб. пособ. СПб., 1997.

[xviii] Там же. С. 392.

[xix] Там же. С. 393.

[xx] Дмитриенко В.П., Есаков В.Д., Шестаков В.А. История Отечества. ХХ в. XI кл. Пособ. для общеобр. учеб. заведений. М., 1999.

[xxi] Там же. С. 79.

[xxii] Там же. С. 79–80.

[xxiii] Там же. С. 81.

[xxiv] Там же.

[xxv] Там же. С. 82.

[xxvi] Там же. С. 103.

[xxvii] Там же. С. 91.

[xxviii] Там же. С. 104.

[xxix] Жуковский С.Т., Жуковская И.Г. История Отечества. ХХ в. Экспресс-курс. М., 1999.

[xxx] Там же. С. 20.

[xxxi] Там же.

[xxxii] Там же. С. 21.

[xxxiii] Там же. С. 22.

[xxxiv] Там же. С. 24.

[xxxv] Там же. С. 25.